- Милые дамы, - сказал Луиджи Пави и его отражению. - Как поздравить отца и что ему пожелать? - Пятилетку за два года, - ответил Пави. - Отсидеть? - Отработать, - уточнило отражение. - Зачем? - Ну план быстро выполнить, - пожал плечами Пави. - А потом что? - А потом семилетку за три года взять, - задумалось отражение. - А потом? - Десятилетку за пять, - кивнул Пави. - А потом? - Пятнадцать за семь, - закатило глаза отражение. - И это ты называешь поздравлением? Пави задумался. - Логично, - сообщили они хором с отражением. - Что логично? - Что для поздравления это не логично, - кивнул Пави. - И? - И мы с моей прелессссссссстью не знаем, - грубо сообщило отражение. - Вали отсюда со своим творческим кризисом нах. Учитывая, что у Пави было трюмо, численно перевес был на их стороне.
Эмбер лежала на диване и разговаривала с невидимыми ежиками. - Чего пожелать отцу? - спросил он с порога, покуда ежики не возмутились. - Нууууу.....моооооожноооооо.... - она сфокусировала взгляд на нем - то есть там, где видела его. Получился недолет на полметра влево. - Нууууу.... того, чего он сам желаааааааааает... только в двойном....в десятир...десятер...десятичн...в десять раз больше. Он представил. Потом представил еще. И в десять раз больше. - Он же лопнет! Эмбер задумалась. Она думала еще минут пятнадцать, пока он не понял, что она заснула.
Ротти читал открытку старшего сына. "Папа! Они, суки, тебя не поздравили. А я ПОЗДРАВЛЯЮ!" Ротти смахнул скупую слезу умиления и положил открытку к другим двум - розовой с кокетливыми кроликами и розовой с кокетливыми морскими свинками - с точно таким же текстом. - Родная кровь, - растроганно прошептал он.
История о том как...
…Луиджи начал курить.
А потом он увидел легкое курильщика в разрезе – и бросил. Затем разрезал легкое того, кто пил кофе – и не увидел ничего несимпатичного. И начал пить кофе.
.... Луиджи ознакомился с трудами Льва Толстого.
Особенно его заинтересовало непротивление злу насилием. Сначала он вывел оттуда, что насилие является непротивлением злу. А потом предположил, что злу насилие не противно. Потом запутался и расстроился. И потребовал кофе. И потом еще - но уже горячее. Лев Николаевич и не предполагал, что одной только "Войной и миром" можно убить двух человек - и только лишь чуть обтрепется обложка.
...Луиджи подался в хиппи.
Он ходил в белой рубахе и дарил всем счастье, любовь, благодать и полный пис. ****** потом проснулся в холодном поту и выпил три чашки кофе.
....Луиджи застрял в лифте.
Никто не знал, что там произошло. Но потом весь вечер он ходил тихий и разговаривал с невидимыми ежиками Эмбер. Судя по всему, ежики бегали за ним гуськом и отказывались возвращаться к хозяйке. Он даже кофе не попросил.
... Луиджи ходил в музей.
А картину Мунка "Крик" он унес с собой и повесил над кроватью. И часто пил под ней кофе.
... Луиджи пил водку.
А кофе все равно лучше.
... Луиджи пробовал зидрат.
А кофе все равно лучше.
...Луиджи приобретал первый сексуальный опыт.
А кофе все равно...да. -----------
Мои восторги.Мои восторги: я уже писала это, но, повторюсь, вооброжаемые ёжики Эмбер и пейринг Луиджи/кофе до сих пор не покидают мой мозг. На этом осмысленная часть мыслей заканчивается
Обшарманщик(с) Очень дорогая блядь(с) Хромой архистратиг(с) Мрачный Спец(с)
Простите, не удержался. Если что, можно беспощадно тереть или кидаться тапками.
Repo! входит в повседневную жизнь жителей планеты. Только что по телевизору отсек рекламу Института красоты (не разобрал, какого): "К празднику 8 марта всем дамам мы дарим половину стоимости пластической операции".
ИМХО, неплохой ход, даже захотелось взять в фанфик =)
Авторы непотребства: Я и FamilyGhost Краткий пересказ Рипо в кошках: Жили были Ротти и и Марни. Потом Марни ушла к Нейтану Марни заболела, а Нейтан думал что нашел лекарство читать дальше А Ротти подменил лекарство ядом Марни умерла, но ребенка Нейт спас! Назвал дочку Шайло и очень любил * Однажды Шайло увидела симпатичное насекомое И в первый раз вышла из дома Сидела на кладбище, наблюдала за Гробокопами Тут прибежал патруль, Шайло попыталась спрятаться А потом очнулась дома - и зрители узнали, что она лысая! * Нейтан работал Рипомэном: Зарежет кого-нибудь и раскаивается Поэтому он был очень несчастный
* Тем временем Ротти Ларго думал. кому завещать ГенКо А перед ним сидели его непутевые дети Один его сын постоянно всех резал и любил ножики Второй сын постоянно надевал маски
Постоянно ходил с чужим лицом
А дочка вообще наркоманка Как папа уехал - братья за Генко дерутся Mark it up * Сидит как-то Шайло, в окно смотрит Приезжает к ней Ротти - сперва пришел на могилу Марни А потом предложил Шайло много хороших вещей И познакомил ее с Мэг
Тем временем Луиджи ждет кофе Кофе оказался невкусный * Потом пришел Могильщик Zydrate anatomy Все ждут зидрата И тут пришла Эмбер с телохранителями Zydrate comes in a little glass vial A little glass vial? Шайло смотрит и думает: дурдом какой-то... Эмбер на Шайло кричит: So you think you've got heart So you think you've got balls? Могильщик проводил Шайло домой * Night surgeon
* Chase the morning Мэг пришла к Шай домой Сперва Шай не хотела ее пускать Но Мэг стала петь и сверкать глазами These eyes can do more than see * Пришел Нейт и запретил Шайле заступаться за Мэг И тогда Шайло стала петь, что ей уже 17 лет * At the opera tonight Все готовятся к опере: Пави смотрится в зеркало Луиджи злился Мэг готовилась петь на опере Ротти думал о завещании * Началась опера: дирижер пришел И Ротти У Эмбер лицо слетело и все увидели что она так себе Chromaggia Ротти удивился поступку Мэг Шайло узнала, кем работал папа: * Шайло уходит с оперы * Генко досталось Эмбер ГенКо моеее!!! В комменатрии еще картинки, уже вне сюжета, просто по героям.
Итак. Мне прислали мой новогодний подарок, ура-ура! С разрешения автора я выкладываю его в сообщество. Название: Ступеньки Автор: FamilyGhost Рейтинг: G Жанр: джен Пейринг: нет Примечание 1: на новогодний рипофест по заданию драббл или минифик про девку, которую РипоМэн зарезает в начале фильма. Или про ту, которая разговаривает с Шайло на улице. Желательно- чтобы был отражены все ужастики нашего канона- про пандемию там, про мир вокруг... Примечание 2: текст можно читать как с начала, которое является концом, так и с конца, который является началом. То есть хронология отрывков-воспоминаний идет назад.
читать дальшеСтупеньки, ступеньки, ступеньки... Кажется, что они никогда не кончатся.
Но пока есть ступеньки - ты на расстоянии ступеньки от своей смерти. Ступеньки как метроном отсчитывают время - вперед. И назад. Назад к тому, как это все начиналось. Обратный отсчет не всегда начало чего-то. Обратный отсчет очень часто – уже конец.
Ступеньки заканчиваются – и тянется длинный коридор. И потом поднимается лифт.
Но все равно, все равно, все равно ты видишь ступеньки.
Обратный отсчет не всегда начало чего-то. Обратный отсчет очень часто – уже конец. Конец, который возвращается к началу – и снова, внезапно, как черт из коробочки – да, да, да, как этот чертов, ухмыляющийся, мерзкий пластмассовый чертик на пружинке из дешевой коробочки из папье-маше – выпрыгивает в свой конец. И все заканчивается. Вуаля! Занавес упал, возврат денег за билеты на неудавшуюся пьесу – не в правилах нашего театра жизни.
И когда перед тобой возникает он – ты катишься кубарем по ступенькам своей памяти – к началу. Минуя на пути следования людей, даты, образы. В окнах поезда, набирающего ход, мелькают лица, фигуры, предметы и воспоминания, воспоминания, воспоминания….
***** В лезвии ничего не отражается. Кто вообще придумал, что в лезвии что-то может отражаться? Оно мутное, очень, очень мутное… может и когда-то блестящая сталь, - или что там теперь придумали для лезвий? – но там ничего, ничего, ничего не отражается.
***** Он появляется внезапно – вернее нет, он возникает, проявляется в реальности – прямо перед ней. И она понимает, что это начало конца.
***** Его дыхание ровное и глубокое - как у спортсмена. Хотя - появляется некстати посторонняя мысль - чем он хуже спортсмена...Троеборца... Бег, прыжки, владение холодным оружием… Да…
***** Подруга пытается что-то сказать, или спросить, или объяснить - или просто, произнести ничего не значащие слова, чтобы она успела ускользнуть - но тот понимает это и отмахивается от нее, как от назойливой мухи. Однако та, на свою беду, хватает его за рукав. Небрежный, но сильный взмах рукой - и ей кажется, что она слышит, как хрустят позвонки, когда ломается шея о так некстати подвернувшийся на пути падающего тела стол.
***** Окна в забегаловке мутные, в каких-то грязных потеках, которые умело скрывают трещины и царапины. Даже пиво здесь мутное и грязное - чего же говорить обо всем остальном. Но ее больше всего огорчает мутное окно. Не колченогие стулья, не покошенный стол, не стаканы в тараканьих следах - а окно. То, что должно радовать и притягивать взгляд, наоборот, заставляет отвернуться и уткнуться взглядом в белесую, какую-то мыльную пивную пену. И обернуться, вздрогнув, только на вопрос подруги: - Ух ты, кажется там Конфискатор. Интересно, за кем он?
***** Она покупает билет - и слышит радостный возглас за спиной. Это ее подруга. Они не виделись уже лет пять - и честное слово, сейчас был не самый лучший момент, чтобы возобновить общение... Но та была так счастлива, так весела и так возбуждена этой неожиданной встречей - что она не смогла ей отказать. Ведь сегодня она покидает город, исчезает из него навсегда – из города и из своей прошлой жизни. Можно же позволить себе попрощаться с ними? Пара часов – какое они имеют значение, ведь у нее впереди целая жизнь.
***** Соседи, соседи, соседи. Как хорошо быть в дружеских отношениях с соседями. Конечно, очень трудно не признаться им, что ты не вернешь им этот долг. Но ведь это же совсем немного? Чуть-чуть у одних, чуть-чуть у других. Она бы не смогла занять у них на сердце. Но сейчас заняла у них на жизнь.
***** Ей надо спрятаться. Да. Именно так. Надо спрятаться. В идеале, конечно, убежать из города. Но если у тебя нет денег, чтобы сделать взнос по кредиту - неужели они будут на то, чтобы убежать из города? Поэтому ей надо просто спрятаться.. Но где, где, где? Причем нужно не просто спрятаться, а спрятаться от Него. От этой неумолимой персонификации ГенКо. Второго лица этой корпорации. Как та удобно устроилась – лицо Ларго лечит, маска Конфискатора убивает! Новый двуликий Янус XXI века! Есть вход в жизнь – и тут же, совсем недалеко, рядом, вот-вот – и выход из нее. Причем никто тебя не спрашивает, хочешь ли ты выйти – тебя просто выталкивают. Неумолимым и жестким пинком. Да, исцеление имеет лицо – а смерть безлика… Но в этом безличии ее лицо еще более ярко и запоминающееся… И это лицо…эта маска…она может возникнуть в любой момент, встать перед тобой, выплыть из-за спины, выскользнуть сбоку. Как спрятаться от Него? Он нигде – и везде. Как спрятаться везде – и нигде? Поэтому бежать. Да, да, да, бежать прочь из города. Найти, наскрести денег – и бежать.
***** Ей заменили сердце очень быстро. И весьма недорого. Кредит. Как это просто и ловко – нет денег на полную выплату, мы позволим вам выплачивать по частям. Ха-ха…это же даже дополнительная гарантия того, что наше – то есть ваше, конечно, теперь уже ваше – новое сердце будет служить еще долго, долго, долго – ведь мы же заинтересованы, чтобы вы вернули нам кредит, да же? Да, да, да… Главное, чтобы они не поняли, что ее банковская история фальшивая.. Что на самом деле… на самом деле она вряд ли сможет сделать даже первый взнос.. Но какая сейчас разница! Главное – жить, а потом уже все решится…И решится хорошо. Да, хорошо.. Ведь будущее должно быть хорошим, не правда ли?
***** Так началась вторая волна. ГенКо жонглировало органами, деньгами и людьми – как искусный циркач на столичной арене. Она поймала истерику желания жить – и продолжила ее желанием жить как можно лучше. Избалованные пиром не решатся вернуться обратно к монастырской диете. На смену исцеления немощи тела пришло потакание жадности душ. Вам не нравится ваше лицо? Какие проблемы – получите новое! Вы развалили себе печень беспробудным пьянством? Что за мелочи – завтра же все будет в порядке! Вы жирные, тощие, плоскогрудые, толстозадые? Не берите в голову – мы берем решение ваших проблем на себя! Да, да, да, конечно… были и лечения, были… но это уже такая малая доля генковского оргонооборота… Да, операции проходили искусно, и пациенты были на ногах – и полные – ха-ха – жизни – уже через пару-тройку дней… но все равно, все равно – мир погрузился в гонку за идеалом, за совершенством, совершенно не обращая внимания на, что они иногда стоит просто жить. Иногда достаточно просто жить…
***** И на фоне этого буйного безумного разгула, даже не пира - а кутежа во время этой новой чумы - появился он. Импозантный человек, который сдержанно, с легким итальянским акцентом, сообщил, что он может исцелить весь мир. Над ним начали смеяться - но весьма быстро смех затих. Потому что он действительного смог. Нет, он не был Спасителем, исцеляющим одним лишь наложением рук. Он не был и Пророком, который бы сообщил, где находится живительный источник исцеления. А уж на Ангела Господня он был совершенно не похож. Да и исцеление было не божественным. Оно тоже было в крови, сукровице, и мясе. Оно было человеческим, человеческим до примитивности и простоты. Человек как механизм – если что-то сломалось, значит что-то можно починить. А если невозможно починить – то заменить. К черту душу, к черту Дао, к черту божественные монады, и к черту кучу еще всего подобного! Заменить гнилой кусок мяса на свежий кусок мяса. И все. Вот так все просто.
***** Эпидемия была уже на излете. Прошла первая волна, когда словно новая чума шагала по миру. Когда экзальтированные священники истерично призывали к новым крестовым походам - неважно на кого, лишь бы на кого-то. Когда шарлатаны, возникшие как грибы после дождя, предлагали какие-то невероятные снадобья, словно из запасников деревенских ведьм. Когда самыми богатыми становились держатели похоронных контор - и гробовых дел мастера. Когда перед смертью все хотели еще хоть немного пожить – как угодно, вернее нет, именно так, как они бы не позволили себе жить, если бы имели время на долгую жизнь. Когда все погрузилось в хаотический разгул – на грани сна и яви, в глубинах недозволенного и запретного. Истерика поглощения жизни – когда эта жизнь вытекает из тебя, спешное захлебывание чувствами – когда уже завтра единственное чувство, что поглотит тебя – это чувство боли…кровь, грязь, дерьмо, сперма, желчь, блевотина, сукровица – все смешалось в единый густой коктейль и терпким фонтаном поднялось от земли к небу, и снова обрушилось вниз, оросив своими брызгами всех – и тех, кто умер, и тех, кто умирал, и те, кто еще не умер, но был уже недалек от этого.
***** Она вспомнила эту старую сказку много лет спустя, когда однажды ощутила страшную боль в груди - и внезапно увидела прямо перед собой пол. Она долго разглядывала темно-зеленый кафель в мелких трещинках, деловитого рыжего муравья, тащащего какую-то крошку, крупные осколки, которые еще минуту назад были стаканом, что она держала в руке. Она помнила эти мелочи - но совершенно не запомнила, как потом поднялась с пола и набрала телефон. Она же не железный человек. Ей нужно сердце.
***** В детстве ей читали старую книжку. Про ведьм, летающих обезьян, девочку, пугало, собачку и обманщика-волшебника. Про дорогу из желтого кирпича и город из зеленых камней. Про ураган и рубиновые туфельки. Но больше всего ей запомнился человек из железа. Который был без сердца. И больше всего хотел получить настоящее сердце. Тогда она еще спросила, как могут люди жить без сердца. А ей сказали, что он уже не был человеком. А она спросила, как это можно быть похожим на человека – и не быть им. А ей сказали – вырастешь, поймешь.
***** Воспоминания останавливаются. Холодное и почему-то мокрое лезвие, пройдя сквозь кожу, сосуды, мышцы, сосуды, кожу – останавливает их ход. Она еще пытается сказать… пытается попросить – когда уже поздно просить, упросить – когда уже некого упрашивать, и рассказать…рассказать – когда поздно, некого, и в сущности, уже нечего рассказывать.
Занавес в этом театре красный. Тяжело багровый. Удушающе пунцовый. Болезненно алый. Издевательский пурпуровый. Когда занавес падает, а зрители и актеры расходятся, в театре выключают свет. И становится очень черно.
***** Железный человек искал сердце. Он мог жить без него. Ведь он был железным.
Люди тоже могут жить без сердца. Но недолго. Совсем чуть-чуть. Чуть.
Здесь я тоже выскажусьвыскажусь: подарком я доволен, мне нравятся ступеньки-метроном, РипоМэн - троеборец, свернувшая шею подруга, и очень нравится аналогия с Железным Дровосеком - я всегда считал, что этот персонаж просто караул! - весь кусочек про него и про сердце, до самого конца))) Спасибо.
мне нужны костыли,чтоб идти не касаясь ногами земли
очень извиняюсь за задержку, но вот вам обещанный сто лет назад перевод.так как у буржуев с завихрениями моска негусто, находила мало что. но вот попался небольшой рассказик,любопытный скорее не качеством исполнения(мягко говоря очень средним),а самой идеей-очень бредовой. итак:
Название: Проигрыш (Losing) Автор: amberswansong(все претензии сюда: archiveofourown.org/works/24351?view_adult=true) Пейринг:Мэг/Эмбер Рейтинг: NC(грубая лексика + секиса тама) Жанр: hurt/comfort Размер: между мини и миди Саммари: события за 4 года до событий фильма- Эмбер тогда еще Кармела и активно занимается спортом О_о(каким-не уточняется) и как она думает активно же фэйлит. Мэг приходит не менее активно ее утешать Дисклеймер: всё к аффтару Надмозг: Эсталль Бета: FamilyGhost
для pineapple!juice коего прошу не бить, ибо это все, что я нашла из пейринга Мэг/Эмбер. Бред какого мало, но имхо, есть кое-какие не совсем стандартные мыслишки относительно персонажей(особенно Эмбер)
читать дальше Мэг уже положила руку на ключ от номера в отеле, когда ей вдруг пришло в голову, что она забыла поздравить Кармелу. Она думала об этом несколько мгновений, гладя пальцами жесткий пластик. Там было столько народу, столько объятий, рукопожатий и цветов, но не было смысла надеяться, что Кармела ее не заметила. Острый взгляд ее маленьких глазок редко что-нибудь упускал, и обидеться она могла запросто, особенно на Мэг. Притом ее природная злопамятность, её длившаяся одиннадцать лет зависть, и слухи, моментально доходящие до Ротти, – все это могло основательно испортить Мэг жизнь, если бы Кармела того захотела.
Она сунула ключ обратно в сумочку. Пара слов поздравления, на этот раз искренних, – и все. Десять минут, максимум.
Кармела, по своему собственному настоянию, оставалась одна в номере люкс тремя этажами ниже номера Мэг – под предлогом того, что нахождение в одном помещении с другими людьми мешает ей сосредоточиться перед соревнованиями, ну или что-то вроде того. Ротти, как всегда, был счастлив угодить младшей дочери. Дверь была приоткрыта, поэтому Мэг решилась войти.
Там было темно и холодно, так что она подумала, может Кармела отмечала свою победу с парнем, согревавшим ее обледеневшее тело теплом собственного. Кто-нибудь другой едва ли услышал бы сдавленные рыдания, но Мэг большую часть жизни доверяла иным органам чувств, нежели зрение.
С некоторым раздражением она задалась вопросом, какой пустяк огорчил девочку на сей раз. Та постоянно плакала или орала по какому-нибудь поводу, но с другой стороны - сейчас в комнате не было никого, кто мог бы обратить на это внимание, так что спектакль она не устраивала. Мэг шагнула вперед, глаза автоматически приспособились к темноте. Нога слегка коснулась чего-то мягкого, она наклонилась и увидела толстую шелковую ленту, на конце которой висело что-то тяжелое. Она подняла ее - бронза слабо блеснула в полумраке. Её чувствительные руки подтвердили то, о чем догадывались ее глаза - это была медаль Кармелы. Она прошла дальше в темную комнату, моргнув два раза, чтобы перейти в режим ночного зрения.
Кармела Ларго, бронзовая медалистка женских Олимпийских Игр 2050 года, по всей видимости, уронила свой приз на пол и сидела в нескольких футах от него в изножье кровати, свернувшись калачиком и рыдая. Это не была ее обычная инфантильная истерика, это было настоящее горе.
«Кармела, что случилось?»
Та подняла свою темную голову над скрещенными руками. «Мэг?»
Она присела рядом с дочерью своего начальника. «Я пришла поздравить тебя – не смогла раньше, там просто было так много народу, и все хотели с тобой поговорить».
«Поздравить меня? С чем?» - Кармела провела рукой по лицу. Ей двадцать лет, а все равно она выглядит как маленькая девочка, когда плачет.
Мэг подняла медаль. «С победой, конечно».
«Ох...». Последовала пауза, пока Кармела глубоко вдохнула и ее плечи перестали вздрагивать. «Спасибо, Мэг. Ты так добра».
«Вот, держи свою медаль, дорогая. Чтобы ленточка не порвалась. Так что...так можно спросить что же случилось?»
Кармела взяла медаль, покрутила в руках, проводя пальцами по блестящей поверхности. «Ничего. Я в порядке»
Она хорошо умела врать, Мэг пришлось признать это. «Я понимаю, ты не хочешь рассказывать мне об этом...»
«Не в этом дело,- ответила та. - Просто...никто не поймет».
Леди и джентльмены, привычный вопль американского тинейджера! По сути, Кармела уже не была подростком, но оставалась от этого недалека. Она нередко исполняла и другую типичную песенку тинейджера, «Это несправедливо!»
«Попробуй рассказать мне», - ласково попросила Мэг. На самом деле, она не вполне понимала, зачем ей это. Ей бы следовало оставить маленькую мисс Кармелу, которую никто не понимает, наедине со своими соплями и причудами избалованной девчонки. Но казалось, что здесь кроется нечто большее, что-то, что Мэг не вполне могла четко осознать для себя и потому стремилась выяснить.
«Все дело в этом»,- сказала Кармела, глядя на зажатую в руках медаль. Она швырнула ее через всю комнату - та тяжело ударилась о стену - и снова опустила голову на руки.
«А что с ней не так?» - спросила Мэг, почти ожидая, что та пожалуется на цвет ленточки.
«Я проиграла, Мэг,- ответила Кармела так тихо, что Мэг едва ее услышала. - У меня был шанс, и я просрала его нахрен. Я проиграла, и другого шанса у меня не будет».
«Кармела, ты выиграла бронзовую медаль. На Олимпиаде».
Она резко подняла голову и посмотрела на Мэг блестящими, отчаянными глазами. «А четыре года назад я выиграла серебро. Я должна была выиграть это гребаное золото, иначе зачем вообще было этим заниматься? Ради бронзы? Да ну в жопу эту бронзу!». Ее плечи тяжело опустились, и Мэг внезапно почувствовала, что это была правда, притом правда страшная. Ротти вырастил своих детей неврастениками-перфекционистами, всех троих. Ротти не скажет ни слова о том, что его драгоценная дочурка выиграла «всего лишь» бронзу, он хвалил ее так же искренне, как если бы она выиграла золото – но сама она воспринимала это как проигрыш.
Мэг заключила девочку в объятия, даже не задумавшись - много времени прошло с тех пор, как она держала на руках маленькую Кармелу, но некоторые старые привычки остаются надолго. Та мгновение сопротивлялась, но потом смягчилась и всхлипывала у Мэг на плече, в то время как та ласкала ее темные вьющиеся волосы, нежно целовала в щеку, гладя другой рукой по спине. Она не заметила, когда поцелуи из материнских превратились в нечто иное – у девочки никогда не было матери, и возможно, она не могла себе представить, что поцелуй можно расценить как что-то отличное от сексуального желания. Не выпуская Кармелу из объятий, Мэг сняла с нее одежду, позволив той сползти на пол. У девочки было атлетическое тело, стройное и жесткое, твердые маленькие груди, отвечающие на прикосновения Мэг, гладко выбритые гениталии, и она выгибалась под руками Мэг. Она раскрылась как цветок, вскрикивая, двигаясь ей навстречу, и слезы высыхали на ее щеках. «Может быть…- прошептала Мэг в ее темные волосы.- Ты могла бы петь».
По заявке: фанарт, рисованный, с Мег x Марни или Ротти x Марни. Не обязательно профессиональный, но не юмор. для J.Raiden я понимаю, что провафлила все сроки, но картинка внезапно съела мне мозг, так что я провозилась с ней раз в десять дольше, чем планировала
Название: Ничего личного Автор: Ricdin Персонажи: Стервятник, Эмбер Свит Пейринги: Стервятник/Эмбер Свит. Или Эмбер Свит/Стервятник. Да и какая разница... Рейтинг: Нечто среднее между R и NC-17 Предупреждение: Нецензурная лексика, смерть персонажа.
...Башка гудела нереально, во рту образовался мерзкий металлический привкус. Стервятник с трудом разлепил глаза и тут же зажмурился от яркого холодного света. Пошарил языком во рту, сплюнул выбитый зуб. Неслабо его приложили. Попытка пошевелиться отдалась болью в плечах – руки были крепко стянуты за спиной. Ну что, дружок, допрыгался? Перестук тонких шпилек по бетону заставил его снова открыть глаза. Ну конечно… Губы непроизвольно растянулись в ухмылке.
Сучка. Я ни разу не назвал ее по имени. Я бы и не хотел его знать, но не получилось. Я всегда брал плату вперед. И со всех – деньгами. Однако от запаха этой шлюхи мне срывало крышу. И на очередное предложение расплатиться натурой я реагировал моментально – вцепляясь холодными пальцами в горло, зубами в плечо, насаживая ее на себя со всей жестокостью, на которую только был способен. Получи, сука, ведь этого ты хочешь больше всего. Тебе нахуй не нужен этот гребаный зидрат.
- Стервятник. Неизменное раскатисто-похотливое «р». Длинные ноги в черных чулках. Ты всегда была сукой, ты ей и останешься, крошка Эмбер. Но ты стала опасной – а это нельзя было упустить из виду. Если не хочешь однажды обнаружить себя связанным на бетонном полу. - Я весь внимание, - смех вышел хриплым, изо рта вытекла струйка крови. Стервятник брезгливо сплюнул и вытер губы о плечо.
Кто из нас хотел этого больше, я или ты? Вечно голодные адреналиновые маньяки. С жадностью диких зверей бросающиеся навстречу друг другу. Кто первый успеет застать другого врасплох – тому и вести. Странно это – главе департамента по производству зидрата трахаться с драг-диллером за дозу? Тебе нужен был повод – зачем же возражать? Я с удовольствием вставлял бы тебе и без повода.
- Ты подумал над моим предложением? Истеричные нотки давно уже пропали из ее голоса. Она собрана и не допускает ошибок. Она считает, что ее отец был слаб. Он позволил расплодиться драг-диллерам, уводящим прибыль прямо из-под носа. Расчетливая меркантильная сука. Они похожи в этом настолько, что удивительно, как не убили друг друга раньше. - Стервятник, мне не нужны конкуренты. Твое решение?
Меня всегда интересовало, зачем тебе были нужны эти одинаковые слэйвы? Они ведь не могли дать того, что тебе было нужно. Тебе нужен был азарт, адреналин. Когда кровь стучит в висках, заглушая все звуки внешнего мира. Тебе нужно было соперничество. Когда нет вопросов и никто не спрашивает согласия. Или ты, или тебя. Тебя нужна была грубая ебля около мусорных баков в самом грязном районе нашего сраного городишки. Иначе ты не искала бы меня с маниакальной настойчивостью.
Решение? Еще один взрыв сиплого смеха, перемежающегося с надсадным кашлем. Можно подумать, главу корпорации GeneCo интересует решение Стервятника. Или это дань тому, что было? Смешно. Крошка Эмбер никогда не страдала сентиментальностью. - Иди на хуй. Ты же это любишь, - второй зуб с порцией розовой слюны отправился на пол. - Стерррвятник, - она опустилась на колени рядом с ним, пальцы с длинными острыми ногтями впились в волосы, потянули вперед, губы едва ощутимо коснулись губ. Первый поцелуй, о, как это невъебенно романтично. - Я бы с удовольствием сопроводил тебя в этом путешествии, однако мои возможности сильно ограничены, - Стервятник с силой сомкнул зубы на ее нижней губе и тут же отстранился, любуясь выступившими капельками крови. Эмбер резко выдохнула, чуть подалась вперед, ее грудь, затянутая в корсет, задвигалась чаще.
Я слишком хорошо помню, как ты стонала, когда я ставил тебя раком прямо посреди улицы, под голодными взглядами местных нищих. Как я прижимал тебя к обшарпанной каменной кладке и ебал до тех пор, пока ты не начинала тихонько выть на одной ноте. Мне нравилось это, сучка, так же, как нравилось тебе. От тебя на милю вокруг разило сексом и опасностью. Я ведь такой же адреналиновый наркоман. Я помню это ощущение вседозволенности. Я мог делать с тобой все, что вздумается. Ты была моей личной шлюхой. Ты же не дашь мне времени все это забыть?
Она выпрямилась в полный рост, с сожалением глядя на скорчившегося на полу мужчину. В тщательно наманикюренных пальцах блеснула холодная сталь пистолета. Драг-диллер расплылся в улыбке и тяжело поднялся на колени, глядя на нацеленное на него дуло. - Удачи тебе, крошка Эмбер. - Ничего личного, Стервятник. Это просто бизнес. Вспышка и хлопок выстрела. Тело с глухим стуком упало на холодный бетонный пол. Голова с копной давно нечесаных волос и аккуратной дыркой во лбу оказалась у ее ног. Эмбер Свит усмехнулась, брезгливо отопнула ее длинным носком лакированного сапога и ушла прочь, не оглядываясь.
Название: Как в театре. Автор: Светиэль. Персонажи: Нейтан, Могильщик, Эмбер Свит; упоминаются Марни, Мэг, Ротти; дополнительные персонажи от меня. Пейринги: Нейтан/Могильщик, отсылки к Нейтан/Марни и Ротти/Марни Рейтинг: там нет рейтинга, насколько я могу судить. Необходимые извинения и уточнения. Приношу свои извинения Клевер: сессия/праздники/отсутствие у меня опыта в написании таких произведений в принципе. Боюсь, это не то, чего вы ожидали. Еще раз, приношу свои извинения. Уточнения: 1. Да, я допускаю, что Нейтан мог продолжать врачебную практику уже после смерти Марни. Изредка, но тем не менее. 2. Весь текст, по сути - одно большое допущение. читать дальше До самой сцены он не дошел: остановившись в нескольких шагах, молча поднял голову, рассматривая софиты. Кулисы были раздвинуты: несколько минут назад здесь закончили уборку, и пока можно было на грани зрения, насколько позволяло освещение, наблюдать огромную дыру в глубине сцены: оттуда, как смутно догадывался Нейтан, возникали особо массивные декорации. Опера. Такая знакомая опера ГенКо. В рекламе, впрочем, все выглядело иначе: Мэг, вышагивающая перед камерой, занимала собой почти весь экран; кулисы же позади нее были закрыты, и толком оценить великолепие огромного зала удавалось только вживую. Или при трансляции полных концертов, - но они были редки. Мэг. Одно воспоминание тянуло за собой другое, и цепочка неизбежно приводила к одному и тому же. Одной. Мэг. Марни. Нейтан вздохнул и потер лоб. Что толку вспоминать. Они были здесь всего раз – лучший билеты от самого Ларго! Он ерзал на месте, и за происходящим на сцене наблюдал исключительно для проформы, - все больше считал улыбки, которыми Марни обменивалась с сидящим в отдалении Ротти. Хорошо, что в итоге не запомнил точной цифры: ее было бы вполне достаточно, чтобы сделать определенные выводы. Ларго. Чертов Ларго. Как его могло хватать – еще и на это? Театр и ГенКо. Театр ГенКо. Уму непостижимо. Позади послышался странный звук. Нейтан обернулся – спокойно; заведомо приподняв бровь. Даже степенно. Как и положено в театре. Примерно в восьмом ряду сидел человек. Впрочем, сидел – это было сильно сказано. Скорей уж, полулежал: закинув ноги в массивных ботинках на спинку кресла седьмого ряда. А «странный звук», как его вначале охарактеризовал Нейтан, на проверку оказался всего-навсего храпом. Моргнув, мужчина подавил желание нервно рассмеяться: расслабился, значит; прошел в полумраке, и даже внимания не обратил. Молодец. Как в театре. Шагая нарочито громко, Нейтан остановился в полуметре от спящего. Прокашлялся. Еще раз. Переступил с ноги на ногу, не зная – уйти, или все-таки поинтересоваться, какого же черта этот… «Этот», наконец, проснулся. Странно это было наблюдать: незнакомец вздрогнул всем телом, и тут же распахнул глаза, мгновенно сфокусировав взгляд на Нейтане. -Вы кто? -Я? – желание рассмеяться все крепло: видимо, нервы давали о себе знать. – Я врач, - все-таки произнес он. -И? – незнакомец огляделся по сторонам, словно желая убедиться, где находится. -Меня пригласили, - начиная раздражаться из-за этой невольно навязанной обязанности отвечать, быстро сказал Нейтан. – Кто-то из артистов… ему нужна моя помощь. Повисло молчание. Незнакомец, подумав, опустил ноги, и сел ровно, как-то неестественно («Испуганно?» - мимолетно подумал Нейтан), чересчур крепко обхватив подлокотники обеими руками. Выглядел он не лучшим образом. -Ну, а вы? – спросил Нейтан. Мужчина в ответ усмехнулся, и, отведя взгляд, кратко пробормотал: -Меня тоже пригласили. Как эта ситуация могла бы развиваться дальше – Нейтан предпочел не задумываться. Возможно, он отправился бы обратно, любоваться софитами. Возможно, продолжил бы разговор, поинтересовавшись, кто же пригласил уличного проходимца в саму Оперу. Так или иначе – ни то, ни другое не понадобилось. Знакомый голос окликнул его, и Нейтан, обрадованный таким поворотом событий, обернулся. -Матье! -Мистер Уоллес! Рукопожатие получилось даже более эмоциональным, чем следовало. Коренастый мужчина в темном костюме, стоящий перед ним, был никто иной, как официальный директор этого заведения – вот уже более десяти лет. История их Нейтаном знакомства была гораздо более продолжительной: Матье Корти приходился ему дальним родственником по материнской линии. Тем не менее, обращение на «вы» они не желали менять на более фамильярное. -Мистер Уоллес, я искал вас в холле… -Да, простите. Я… - Нейтан сделал неопределенный жест рукой. – Зашел на минутку посмотреть, изменилось ли здесь что-то, да вот задержался. Для подтверждения своих слов он выразительно смотрел на сидящего в стороне незнакомца. Матье проследил за направлением его взгляда, но ничего не сказал. -Так что у вас за больной? – решил перейти к делу Нейтан. -О, - директор переступил с ноги на ногу, нервно обернувшись. – Он сейчас сам придет. -Даже так? – вскинул бровь Нейтан. – И вы решили вызвать меня ради этого? Простите, Матье, вы, кажется… -Погодите, - взмахнул руками директор. – Погодите, мистер Уоллес. Я отдаю себе отчет, что вы человек занятой, поверьте. Но тут… случай особый. Не хотелось бы афишировать. По тонкой пульсирующей жилке, едва заметной под накрахмаленным воротником Матье, Нейтан без слов понял: тот серьезен, как никогда. Мужчина еще раз обернулся, и, наконец, увидел того, кого ждал. «Придет сам» - было сильно сказано. Невысокого мужчина во фраке вели под руки двое: один всерьез поддерживал, второй же находился рядом скорей на случай, когда и если ведомого окончательно оставят силы. До этого было недалеко, судя по всему. Манишка у мужчины отсутствовала, а под расстегнутой рубашкой достаточно неумело были намотаны многочисленные бинты. Последние уже отчасти пропитались кровью. -Когда это произошло? – сухо спросил Нейтан. -На репетиции, около двадцати минут назад, - проговорил Матье, прижав ладонь ко лбу. – Мисс Свит решила посетить нас, она была в несколько раздраженном настроении… Нейтан уже не слушал. Мисс Свит. Обернувшись на движение сбоку, он увидел, что незнакомый субъект из восьмого ряда уже покинул свое место и направился к выходу – прямо к светловолосой особе, лениво прислонившейся к дверному косяку. Они что-то сказали друг другу. Светловолосая особа протянула руку – субъект вложил в распахнутую ладонь нечто, на миг блеснувшее в полумраке пронзительной синевой. Рука Эмбер сжалась, и, не задерживаясь боле, девушка быстро вышла из зала. Субъект последовал за ней, но уже на пороге почему-то замедлил шаг, и быстро обернулся. -Придется наложить швы, - сказал вслух Нейтан. – Приготовьте мне свободную комнату. И, не обращая внимания на болтовню Матье о том, что все так и будет через пять минут, поднял взгляд – вперед, к выходу. «Меня тоже пригласили». Конечно. Незнакомец уже ушел, - как и полагалось по законам драмы. Как в театре.
решила воплотить в жизнь летнюю задумку о чиби-Рипо но пока нарисовала только Шай и Рипо, сейчас зависла над Пави...и нарисую его не скоро) ну буду пытаться нарисовать всех оставшихся ^_^
Название: Морелла Автор: п.резидент Персонажи: Нейтан, Шайло. упоминаются Марни, Мэг, Луиджи, Ротти Пейринги: Нейтан/Шайло, отсылки к Нейтан/Марни и Марни/Мэг, намеки на еще несколько. Рейтинг: R за инцест, некоторую жестокость и сомнительное согласие Примечание-1: боюсь, не совсем то, чего хотел заказчик. шиза и болезненность есть, а с передачей атмосферы все не так однозначно. подозреваю, что я не вполне оправданно воспринимаю канон как готическую сказку. Примечание-2: курсивом - цитаты из Эдгара По. пунктуация авторская. Примечание-3: знаю, долго. сессия - дрянь.
...И очертания высокого лба, и шелковые кудри, и тонкие полупрозрачные пальцы, погружающиеся в них, и грустная музыкальность голоса, и главное (о да, главное!), слова и выражения мертвой на устах любимой и живой питали одну неотвязную мысль и ужас - червя, который не умиралЖеной доктора Нейтана Уоллеса владел бес. Он даже знал беса по имени - патологическая истероидность - но, будучи лишь хирургом, пусть и первоклассным, он не мог ничего сделать. Пару мгновений назад Марни была спокойна: улыбалась, как в полусне, опершись локотком о резную балюстраду, склонив набок голову с замысловатой прической, - а теперь кричит во всю силу своих оперных лёгких, бросает обвинения, ядовитые упреки, осыпает мужа градом яростных ударов. Мужчина рослый и крепкий, Нейтан не боялся ее острых кулаков, но истерические вопли выводили его из себя, и он бил ее наотмашь по прекрасному кукольному лицу, всегда чуть сильнее, чем намеревался. Она падала на полированный наборный паркет, точеная и стройная, с трудом приподнималась на локте, изумленно прижимала ладонь к пылающей щеке: как, я? меня? опять, да? - и на капризных вишневых губах появлялась виноватая улыбка. Бес отступал, но никогда не уходил насовсем: загорался в следующую минуту призывными огоньками в угольно-кофейных глазах, и Марни вставала неловко на колени в своем узком длинном платье, и тянула к супругу трясущиеся от нежности руки, и любила его искренне и жарко, несмотря даже на слабость и звон в ушах.
Морелла клала холодную ладонь на мою руку и извлекала из остывшего пепла мертвой философии приглушенные необычные слова, таинственный смысл которых выжигал неизгладимый след в моей памяти. И час за часом я сидел возле нее и внимал музыке ее голоса, пока его мелодия не начинала внушать страха - и на мою душу падала тень, и я бледнел и внутренне содрогался от этих звуков, в которых было столь мало земного.
А потом она умерла. Недрогнувшей рукой хирурга Нейтан отделил от ее безупречной мертвой плоти плоть живую - новорожденную дочь - но мир его оборвался здесь. В его жизни не было женщины кроме Марни, он и дитя называл - Марни, и только через много месяцев, очерствев душой, опомнившись, поправил себя: пусть ее зовут иначе, пусть ее зовут как угодно, пусть ее зовут Шайло.
Но как она предрекла, ее дитя, девочка, которую, умирая, она произвела на свет, которая вздохнула, только когда прервалось дыхание ее матери, это дитя осталось жить. И странно развивалась она телесно и духовно, и была точным подобием умершей, и я любил ее такой могучей любовью, какой, думалось мне прежде, нельзя испытывать к обитателям земли. <...> Я укрыл от любопытных глаз мира ту, кого судьба принудила меня боготворить, и в строгом уединении моего дома с мучительной тревогой следил за возлюбленным существом, не жалея забот, не упуская ничего. И но мере того как проходили годы и я день за днем смотрел на ее святое, кроткое и красноречивое лицо, на ее формирующийся стан, день за днем я находил в дочери новые черты сходства с матерью, скорбной и мертвой. <...> "Дитя мое" и "любовь моя" - отцовская нежность не нуждалась в иных наименованиях, а строгое уединение, в котором она проводила свои дни, лишало ее иных собеседников. Имя Мореллы умерло с ее смертью. И я никогда не говорил дочери о ее матери - говорить было невозможно. Нет, весь краткий срок ее существования внешний мир за тесными пределами ее затворничества оставался ей неведом.
К счастью или нет, дочь не унаследовала никаких черт отцовского некрасивого, злого, решительно-мужественного лица. Белоснежная и тонкая, хрупкая, как фарфоровая статуэтка, она росла взаперти, не под ласковым италийским солнцем, и все равно сходство проступало с каждым годом все яснее и чище. То маленькая девочка мурлыкала, как котенок, наугад пробуя кончиками пальцев клавиши пианино, и вдруг берет дерзкий аккорд, и звенит в тишине гостиной сильный сценический голос ее матери. Нейтан боялся этих перемен и любовался ими; он назначил дочери химиотерапию, от которой она потеряла треть веса и все волосы, и сходство смазалось, как на поцарапанной голографической карточке, - но он же сделал ей татуаж, сам надел на нее парик из прямых черных волос, и Марни ожила перед ним, помолодевшая, с теми же прелестными губами и насмешливыми бровями, только без пресыщенной ленивой тайны в глазах. Шайло смотрела на мир, уместившийся отцовской волей в стены дома, глазами широко распахнутыми и ясными, и в самых смелых своих надеждах доктор Уоллес отчаянно хотел верить, что мать не оставила ей ни царственной скрытности, ни прихотливого беса.
Как бы он ни хотел закрыть на это глаза, его супруга была женщиной с прошлым. Волею судьбы она не стала женой Ротти Ларго, но все равно некогда принадлежала ему, ему и его семье; Нейтан никогда не мог быть уверен, что не об этих годах Марни вспоминает с такой мечтательной улыбкой, опустив ресницы и сложив на груди холеные руки. И что роскошные вороные пряди не рассыпались так же по драгоценным коврам, и на беломраморной щеке не горел алым отпечаток ладони, и узкие колени не обнажались столь бесстыдно под кружевным подолом. Ее нетрудно было представить также и со старшим сыном магната: у того всегда поднималась рука бить женщин; в нем тоже уже тогда сидел дьявол, и оставался там по сей день, и требовал крови, - но это беспокоило Нейтана куда меньше. Нет, говорил он себе, глядя на потасканное злое лицо с выцветшими глазами и кривым тонким носом, она не могла отдаться такому, - но знал в глубине души, что как раз такому и могла. С этим ничего нельзя было поделать; Ротти был богат, Луиджи был молод, Марни была одержима бесом, а он, Нейтан, едва знал их всех.
Но уж теперь-то все было в его руках: он сумел укрыть Шайло от посторонних глаз, надежно запереть в доме-крепости, который ни ей, ни в свое время ее матери не казался тюрьмой. Только так он мог сохранить дочь в чистоте, зная наверняка, что ничьи жадные руки не мяли ее одежду и ничьи мокрые губы не касались ее нежного рта. Ему это почти удалось - почти, потому что один соблазн все же просочился ядовитым газом сквозь толстые стены, и был это голос Слепой Мэг.
Ему казалось, что он навсегда изгнал эту женщину из своего дома, - восемнадцать лет назад, когда выволок за черные косы из постели своей жены, когда едва удержался от того, чтобы убить обеих, или уж разорвать их объятья и втиснуть между белыми гибкими телами свое, смуглое и крепкое. Марни смеялась до слез, истерически всхлипывая, билась в припадке неудержимого веселья; он грубо выдернул ее из-под покрывала, швырнул на пол, - это всегда помогало. Звук удара оказался до странности глухим, она простонала хрипло, и призывная улыбка не сразу вернулась на лицо, но это не имело большого значения. Марни отдавалась ему особенно пылко, слизывая кровь с прокушенной губы, и клялась, что Слепая Мэг не появится больше в его доме.
Но она появилась, нисколько не постаревшая, все так же завернутая в черные шелка, искусительница Мэг, и протянула когтистые руки к его драгоценной дочери. И снова Нейтан выставил ее за дверь, силой вытолкал в ночную темень, - только теперь у него не осталось ни капли жалости для женщины, которая вновь захотела разрушить его семью. Он отвел Шайло в спальню, как смог, успокоил ее, - чтобы быть уверенным, что она не станет плакать, когда ключ повернется с внешней стороны. Она не хотела слушать, рвалась следом за певицей, и хотя девичьих сил не хватало на то, чтобы вырваться из рук врача-конфискатора, ее неожиданный пыл показался Нейтану дурным знаком.
А потом это случилось: дочь закричала ему в лицо, набросилась с кулаками, и в пылающих от злости темных глазах искрился неистовый бес, все-таки возвратившийся к Нейтану все эти годы спустя. Он вскинул руку почти уже позабытым жестом и отвесил хрусткую оплеуху, и опять сильнее, чем хотел. Удар отбросил тоненькую фигурку на несколько шагов - она врезалась голым плечом в резной столбик кровати и осела на пол, неловко подогнув босые ноги. Взгляд посветлел, стал из гневного потерянным, и только тут Нейтан осознал, как любит свою Марни, как ему не хватало ее все эти годы - ее и беса. Он поднял обмякшее тело на руки, уложил на кровать, припал поцелуем к налившейся густо-лиловым ссадине над точеной ключицей, а после накрыл губами влажно приоткрытый рот. В этот раз она не тянулась навстречу его ласкам, тихо всхлипывала, закрывала лицо дрожащими руками, но он знал, что Марни, конечно же, рада быть снова с ним, со своим любимым мужем, в каменном особняке за высоким черным забором.
Но она умерла; и сам отнес я ее в гробницу и рассмеялся долгим и горьким смехом, не обнаружив в склепе никаких следов первой, когда положил там вторую Мореллу.