[genetic-opera]

Фэндом: Repo! The Genetic Opera
Название: ... (в разработке)
Автор: Светиэль
Пейринг: Шайло/Могильщик
Жанр: гет (хотя это в данном случае не имеет никакого значения)
Рейтинг: нет
Содержание: то, что могло бы быть после; просто диалог у могильной плиты.
Предупреждения: нет
Статус: Готов
Дисклеймер: Герои и права на них принадлежат... конечно, не мне.
От автора: заметно влияние одного малоизвестного американского писателя. увы.

Читать дальше?

-Я всегда обращал внимание на их приближенных. Не только охранников; вообще, всех, кто сколько-нибудь был рядом. Понимаешь?
Это все болтовня, пустой треп. Юная псевдо-брюнетка, прислонившаяся к могильной плите перед ним, это понимает. А Могильщику только и нужно, что отвлечь ее от процесса добычи зидрата. Как в старые добрые времена…
-Вспомни Ротти. Что он собой представлял, по сути? Старый обрюзгший боров в парике, - девушка невольно прикасается к кончикам собственных, таких же ненастоящих, волос. – И только. Что было бы, найми он в охрану себе таких же, прости за выражение, быков? Как бы это выглядело? Пфф, сплошная гадость…
Колба с ярко-синей жидкостью отправляется в карман, Могильщик переходит к следующей надгробной плите.
-Вспомни Эмбер. Вот с ней упомянутые быки смотрятся прекрасно. А Пави? Эти его медсестрички… Луиджи? Вечно нервные молодые люди, доживающие в лучшем случае до середины испытательного срока…
Девушка не слушает. Подавшись вперед, она, как завороженная, всматривается в уже тронутое тленом лицо мертвеца.
-Красавец, правда, - говорит Могильщик с натянутой улыбкой. – Но все-таки ты не слушаешь меня, детка.
-Стоит ли, - отвечает девушка тихо. – Ведь мы все станем такими же. Рано, или поздно… Как ты, в первый раз, мне говорил – «и целый город построен на мертвецах».
-А ты стремишься к ним присоединиться, – улыбка на тонких губах торговца зидратом становится все более зловещей. – Поскорее бы, а, Шайло? Чтоб особо не страдать? Чтоб с чистой совестью избежать всяких там драк за драгоценный престол ГенКо?
-Драгоценный престол? – вкрадчиво переспрашивает девушка, подобравшись, точно кошка перед прыжком. – Так ты это называешь?
-Да, - кивает Могильщик. – Это ведь ты, из нас двоих, получила в наследство всю империю Ларго. Это ведь ты теперь упиваешься всеобщей тщетой. Зачем менять мировоззрение мне?
Секунду Шайло размышляет, как поступить. Но, так и не решившись на что-то большее, чем злобные взгляды, вновь облокачивается о могильную плиту. Могильщик ловко кружит вокруг надгробий, с некоторой иронией вчитываясь в имена, даты и эпитафии под ними. «Подумать только – эпитафии! В их мозгах еще хватает места для стихотворных строк, помимо грез о новом лице, новом теле, новых внутренностях, черт их дери…».
-Дави на то, что им важно, - говорит он, выпрямившись, окидывая взглядом пространство. – На то, что дорого… на их желания. Эмбер жаждет признания. Луиджи – власти. Пави… гхм. Назовем это удовлетворением.
-Ты даже о ней говоришь, - замечает Шайло. – Даже об Эмбер. Она ведь… нравилась тебе, нет?
-Нет? – переспрашивает Могильщик, моргнув. – Откуда мне знать. Если бы я проникался чувствами к каждому, кому охота…
-Не увиливай, - говорит девушка. – Ты, из всех нас, самый чувствующий, если уж на то пошло. По многим причинам. Тебе не кажется это странным, Могильщик? Тебе не кажется это страшным - то, что самый чувствующий в двадцать первом столетии – могильщик, таскающийся с трупами и исполосованными шрамами уродами?.. Господи! Ты хочешь, чтоб я спасала этот мир? Ты хочешь? Правда?
Могильщик молчит, опершись левой рукой о чье-то надгробье.
«Трепотня слишком далеко зашла», - и даже гораздо дальше, чем ему кажется.
А Шайло продолжает говорить: непозволительным на кладбище тоном, запуская тонкие пальцы в иссиня-черные, искусственные волосы.
-Этот мир разорван, на куски… Мой отец любил меня, да, но – что, если бы его заставили забыть обо мне? О моем существовании? Он искромсал бы меня, как своих пациентов. Как всех «задолжавших». И что за цена такой любви, скажи мне, – если ее держит только память, только имя, скажи? Что за цена такому миру, что за нужда – спасать давно…
-Хватит! – преодолев себя, Могильщик становится прямо. – Это мир гармоничен, детка, и не смей возражать. Любой, слышишь меня, любой, получивший право на бытие, мир – гармоничен. Пока не появляется переменная. Ты – такая переменная. Твое имя, Шайло Уоллес, вписано в завещание Ротти. И, если уж тебе так противна мысль о драгоценном престоле , думай о ГенКо, как о некотором возвышении, с которого легче осматривать поле деятельности. Не строй из себя мученицу, а просто делай, что должна, черт побери!
Подержав некоторое время позу, Могильщик все-таки опускает взгляд на объект своей проповеди.
Девушка молчит. Девушка с силой трет ладонью глаза, закусив губу. Девушка…
-Ну, - говорит Могильщик растерянно, и, сделав пару шагов на негнущихся ногах, все-таки опускается на колени рядом с ней. – Прекрати, серьезно. Я же самый чувствующий, ты гробишь, хаха, мой авторитет…
И скованно, как человек, никогда не знавший объятий, Могильщик прижимает девушку к себе.
-Прекрати рыдать, - повторяет он. – Лучше б говорила, когда я перегнул. Может, ты и правда больше на мать похожа, Шайло…
Шайло всхлипывает, и бормочет что-то о несовершенности мира, невозможности выполнить собственное предназначение и «но я ведь должна отомстить за». На последней фразе руки ее сами собой сжимают кожу на плаще Могильщика со странной для семнадцатилетней девушки силой.
Похожа на мать. Или отца?