Новогодник подарок для Dahut

[genetic-opera]

Название: Абрикосовая косточка
Автор: Achenne
Персонажи: Ротти Ларго, Натан Уоллес, частично Кармела Ларго, которая здесь еще никакая не Эмбер и за скобками – Марни Уоллес
Пейринги: Ротти Ларго/Натан Уоллес
Рейтинг: PG-15
Предупреждение-1: написано по заявке Dahut «фик (рейтинг R) с пэйрингом Ротти/Нэйтэн»
Предупреждение-2: *мрачно* : Рейтинг R не вытянула, по-видимому. И вообще, UST. Заказчик, не убивай тапочкой.

Горе и смерть подобны холоду - не огню, обожженный палец отдергиваешь и от жара стремишься вырваться, инстинкты сильнее разума. Индийские жены, выбравшие самосожжение, боролись за выживание, едва схватывался бензин. Огонь - это жизнь, пусть и последняя ее вспышка.
Горе и смерть - холод. Сначала некомфортно, потом боль разрастается, медленно разжевывает податливые ткани; навевает сон и равнодушие, и ты незаметно захлебываешься осколками острой воды в альвеолах, и в конце - некротизация и чернота. Финал.

На кладбище холодно. В лаборатории тоже.
Целый дом подернут горем, смертью и холодом. Натан даже не пытался согреть его - быть может, кроме детской, где почти всегда молчала новорожденная дочь; служанка приходила шесть раз в день (или восемь? сколько кормят младенцев?), вливала в розовый беззубый рот искусственное молоко (пятнадцать витаминов и микроэлементов - все для вашего ребенка; побочная продукция ГенКо - будь с ГенКо от рождения), меняла пеленки и уходила. Натан почти не заглядывал к дочери. Он вполне доверял служанке - добродушной тучной латиноамериканке с каким-то традиционно-религиозным именем, наверняка, ее звали Мария. Или Изабелла. Натан не запомнил - как не запомнил и лица.
Вокруг был холод, внутри была смерть.
Когда и как похоронили Марни? Промелькнуло - вырванной пленкой старого желто-черного фильма. Осталось кладбище - могильный камень мягче подушки, и выбитые цифры - густеющие пятна обморожения.
"Пока смерть не разлучит нас", проговаривал Натан фразы старой клятвы, и снимал очки с запотевшими от сумрачной изморози стеклами, и рвал губы в гримасе. Пока смерть не разлучит нас. Бессмысленная клятва - жуткое пророчество.
Был холод. Была смерть.
Натан приготовился следовать за Марни.
Обморожение лечится грубо - растиранием, спиртовыми компрессами; больные порой воют от боли, и жалеют о том, что им не дали уснуть во глыбах скорби. Однажды Мария-Изабелла-как-ее-там пришла к Натану и принесла неоплаченные чеки. Долг за два месяца, сказала она, а еще малышке Шайло нужно молоко, подгузники, тальк... перечисляла долго, и Натан чувствовал, как каменное горе осыпается искристыми льдинками. Болезненно. Эффективно. Реальность требовала денег и напоминала, что он забросил практику, все пациенты расползлись по другим докторам, словно карабельные крысы, а горе не приносит дохода - цинично, но факт.
"Я постараюсь найти другую работу", ответил Натан, а сам прикидывал - за сколько можно продать двухэтажный дом в приличном районе ГенСити.
В горе и холоде - проще.
Жизнь обжигала. Наверное, даже больнее.
Он обратился к риэлтору, но невысокий человечек в дорогом костюме из натурального твида - эмблема ГенКо переливалась голографическими отблесками, - предложил иное. В дымной от пыли, кип бумаг и прогрызенной древоточцами старой мебели, конторе - перехватил Натана - по-свойски, за рукав, протянул визитку - "Господин Ларго желает видеть вас завтра, Натан Уоллес". Натан сначала не поверил, затем усмехнулся тонкими, иссохшими от долгого холода - или, быть может, их разъел камень, - губами.
Ангел-спаситель. У ангелов костюмы, темные очки и эмблема ГенКо вместо нимба.
"Господин Ларго", вспоминал Натан через истонченный уже лед - пробивался к тому, что принято считать "нормальной действительностью". - "Это властелин мира... которого Марни оставила ради меня. А теперь... он приглашает в свой личный штат хирургов?"
Тогда он рассмеялся - впервые после смерти Марни, каждое сокращение мышц при смехе причиняло боль, но боль - это хорошо, в сожранной гангреной плоти нет и нервов; Натан будет жить.
Он уже сделал выбор.
В приемной улыбалась отбеленными зубами и просиликоненными губами блондинистая секретарша. Натан скользнул по ней безучастным взглядом, потом задумался – что за дежурной улыбкой, если ее отодрать, - обнаружится ли плесневелая гниль, словно на прогнившей стене под новенькими обоями?
Он улыбнулся в ответ. Его ожидали.
Кабинет «властелина мира» оказался выстуженным и неуютным, затемненные углы таили призраков чудовищ. Натан поежился – не один он предпочитал прохладу, отметил машинально, а потом сообразил.
«Соперник. Я ведь был его соперником».
- Добрый день, господин Ларго, - улыбка растрескалась и рассыпалась, как иссохшие кости. Любопытства тоже хватило ненадолго – в конце концов, кто не видел Ротти Ларго, он выступает на каждом телеканале, не говоря уж о специализированных агит-экранах ГенКо. В жизни – немногим отличался от экранного образа – средних лет, красоту ему заменяло обаяние, свойственное итальянцам, магнатам и хищникам. Ротти был первым, вторым и третьим сразу.
«Он бы мог меня ненавидеть, наверное. Он любил Марни», - но за гранью холода и смерти ревность не имеет значения. Смерть уравнивает. Смерть подразумевает деловые отношения между выжившими.
- …ГенКо нуждается в столь высококлассных специалистах как вы, господин Уоллес, - Ларго говорил уже несколько минут, кажется. Натан кивал. Почему бы и нет? Операции на дому опаснее и менее надежны – как профессионал, Натан признавал главенство хирургии ГенКо.
- …Наши юристы наконец-то добились принятия закона об обязательном прекращении аренды органов. Дело теперь за штатом конфискаторов. Ваши профессиональные навыки, господин Уоллес, незаменимы для этой работы. Вы сумеете извлечь органы из… гм, из неплательщиков, не повредив товара.
Доходило медленно.
Натан почувствовал бледно-сиреневые пятна обморожения, судорогу – и горячую кровь, она хлынула и разорвала агонией.
- Конфискатор органов? Вы хотите, чтобы я…
«Вырезал из людей куски. Заживо. Без наркоза. Как какой-то чертов маньяк».
Хватило ума не договорить. Натан умел сдерживаться - эмоции внутри, запаяны надежнее ампулы цианида, может быть, еще и поэтому Ротти выбрал его.
- Именно так, - кивнул Ларго.
Развернуться, уйти, хлопнуть дверью. Настолько очевидно, что Натан удивился, почему еще сидит в удобном, но стылом – оно не принимало тепла, - кресле.
- Я понимаю ваши чувства, господин Уоллес, - Ротти был само участие и сама справедливость. Ему равно подходил нимб и вилы, а может, то и другое вместе. – Но это крайняя, вынужденная мера, поймите, дело даже не в нескольких неплательщиках – ГенКо может позволить себе благотворительные операции, если вы читаете газеты, то знаете – более двадцати пяти процентов именно таковы. Но люди должны понимать: за взятое в аренду нужно платить. ГенКо несет огромные убытки из-за недобросовестных клиентов и просто мошенников. Штат Конфискаторов создается скорее для устрашения, нежели для реальных действий. Искренне надеюсь, что мне придется крайне редко прибегать к подобному
Улыбка у него была приятная. Натан даже удивился, насколько милым может быть человек, предлагающий расчленять заживо тех, кто не способен заплатить за взятое в долг сердце или печень.
По-прежнему следовало встать (извиниться), уйти. Натан сдавил скользко скрипнувшие подлокотники кресла. И подумал о служанке – Мария-Изабелла-как-ее-там, кажется, у нее поджелудочная железа от ГенКо, она исправно вносит плату, но если Натан не получит работу, за доброй женщиной придут Конфискаторы... если не он, то другие. Это уже решено.
И да, у него есть Шайло.
Ставя подпись на контракте, Натан еще сомневался. Рукопожатие главы ГенКо выкорчевало рудименты сомнений.
Действительно волшебное воздействие.

Медяная скользь – через поры, внутрь, и плавится. Натану казалось – кровь течет из-под ногтей, он мыл руки; полоски розоватой воды напоминали паразитов – ришта, исторгались медленно и неохотно. Натану хотелось кричать, но он боялся разбудить спящую Шайло.
Запечатанные полиэтиленом легкие с фирменным штрих-кодом ГенКо покоились на оцинкованном столе. Доставить сегодня. О да, Натан доставит.
Чужая кровь не останавливалась. А парной аромат – вскрытая грудная клетка пахнет свежим бифштексом, дорогим, натуральным, без искусственных добавок – окутал плотно, словно указывая: чудовище.
Бегите. Пока не поздно.
- …Вы говорили – мера устрашения!? – сочно хлюпнул о стол Ларго пакет с «конфискованным имуществом ГенКо». Натану почудилось, что синтезированные легкие пытались вздохнуть сквозь упаковку. Может, просипеть: зачем ты убил меня? – Это вот – мера устрашения?!
Натан заставил себя смотреть не на «добычу» - на хозяина. Если Ротти и передернуло от внутренностей на письменном столе черного дерева, он сумел это скрыть. Кивнул охранникам – уйдите; хлопнула дверь, и неярко освещенный кабинет затемнило, сузило до двоих человек – и вырезанных легких.
- Благодарю за отличное исполнение задания, Натан, - Ротти назвал его по имени, и это тоже был хлопок дверью, отделяющий от внешнего мира. «Господин Уоллес» - в прошлом, верно?
Ротти покинул свое кресло – по опыту похожего Натан знал, что они удобные, но никогда не нагреваются от живого тепла, - прикоснулся к плечу. Хотелось стряхнуть руку – плевать, что «босс»; Натан англичанин и итальянские манеры врываться в личное пространство ему не по вкусу.
Он не сумел. Его мир сузился до пары запечатанных легких – розоватые с синими прожилками, они живые, просто спят. Как Спящая Красавица в гробу. И они будут жить вновь… до следующего визита Конфискатора.
- Вы говорили, просто мера устрашения, - прошипел Натан.
- Верно, - кивнул Ротти. Натан развернулся всем корпусом, словно желая задушить нанимателя:
- Этому парнишке лет двадцать было, - монотонно проговорил он, - Мелкий, тощенький такой, как мышонок. Когда я за ним пришел, он трепался с какой-то девчонкой в клубе. Договаривался о свидании. «Я в твоем распоряжении до среды», вот чего он сказал. А потом я вскрыл ему диафрагму. Он даже не сопротивлялся, только умолял – прошу вас, не надо, вы ведь не сможете этого сделать…
- Но ты смог, - очередное прикосновение к плечу. Ротти не улыбался – скорее напоминал священника. Отпусти грехи мои, падре, – ибо ты повинен в них.
- Я смог, - откликнулся Натан. – Но больше не хочу. Я ухожу, Ротти.
«Нарушение субординации. Ну и…» - Натан не додумал. Ротти протянул ему пульт от проектора. В трехмерных голограммах – весь ГенСити, досье любого и ключи от вселенной.
- Зачем? – спросил Натан.
- Узнай об этом своем «мышонке».
«Джей Си по прозвищу Лапочка. Сутенер, наркоман. Садист, насильник, знакомится с жертвами в баре, в дальнейшем продает как «живой товар»…
Фото жертв. Фото самого парня – с плетью и электрошокером, перед ним на коленях скорчилась темноволосая девчонка с голыми расцарапанными коленками. Ей едва ли исполнилось шестнадцать. «Мышонок» лыбился неровными зубами и по-лошадиному выпяченными деснами.
Натан ощутил колючий и кислый ком тошноты – поднимался по пищеводу и колол нёбо. И невесомость – когда он шел в ГенКо, окутанный парным запахом развороченной плоти, он знал – два плюс два четыре, не превратится в монстра, не станет убивать невинных.
- Заказ на эти легкие уже есть, - как ни в чем не бывало, заметил Ротти, - Молодая художница, больна новым туберкулезом – эпидемической трансформацией болезни. Конечно, я не Господь. - В ладонях шелестели резные четки, - Не мне судить, чья жизнь ценнее – сутенера или художницы. Но контракт и его нарушение… решают за меня, Натан. Durum est durum.
- ГенКо лоббировала этот закон, - вяло огрызнулся Натан, но доводы закончились. Он думал о девушке на коленях, о запекшейся крови – ее так трудно смыть, о художнице – в его воображении она походила на Марни.
- Тебе известен прейскурант – не слишком высокие цены. Порядочные люди всегда смогут расплатиться по кредиту. Закон касается маргиналов, деклассированных элементов и прочего отребья… вроде твоего «мышонка».
Если бы Ротти усмехался, Натан все-таки развернулся – хлопок дверью сродни пресловутому хлопку одной ладонью. Несостоявшийся. Возможный. Дао.
Спокойная интонация убаюкивала. Он сполз в кресло и закрыл ладонями лицо, ругая себя за слабость – оттаял и жжется, холод и смерть сковывали, но и сдерживали тоже.
- Извини…те.
- Можно на «ты», - кивнул Ротти. – Хочешь выпить? Был тяжелый день.
Натан кивнул. После перехода на «ты» с (хозяином мира) собственным боссом отказываться от предложения выпить? Нелогично.
Чего общего между итальянцами (прямыми потомками итальянских мафиози, невольно думалось Натану, всех этих донов – а как же!) и хирургами? Те и другие могут пить не пьянея, другой вопрос – молодое вино, коньяк «Наполеон» или медицинский спирт. Натан даже не отказался бы от последнего, но знакомая уже блондинистая секретарша выбрала все-таки коньяк. С лимоном.
Колючий клубок в горле – и в голове постепенно разматывался.
Ротти рассказывал о том, что создал ГенКо вовсе не ради денег – деньги у него были, плюс дедовский бизнес – опаленные солнцем апельсины с начинкой из пороха и русские «калаши». Из всей химии – наркота, и той немного. Конкурировала, грызла глотки, китайская мафия.
- Когда началась эта чертова эпидемия, я понял, что должен спасти хоть кого-то. Иначе какого дьявола нужны все эти миллионы?
И ведь спас.
Миллионы превратились в миллиарды, но «это совсем другая история». Натан пил коньяк залпом, словно пресловутый спирт, и кивал.
- Знаешь законы «семьи»? Не обмани, не предай. С ГенКо все стали семьей – практически у каждого хоть один «наш» орган, а у кого нет, так будет, - Ротти усмехнулся тонкими губами. – Но людям нельзя доверять… норовят обмануть и семью тоже. Нехорошо это, Натан. Жулье нужно наказывать. Иначе в людях совсем не останется чести.
В полутьме глаза его серебрились, Ротти был пророком – из тех, кто пугал оступившихся иудеев небесными карами. Вместо десяти заповедей – одна, не измени ГенКо. Довольно удобно. А кара грешникам – прицельная, никаких Потопов и ангелов-разрушителей…
Натан кивал.
Щипало в носу от алкоголя и остатков парного мясного запаха – от второго хотелось отвязаться поскорее. Ротти называл его справедливым возмездием и залогом человеческой чести (увы, от безнаказанности человек превращается в обезьяну – наглую и омерзительную). Недоставало золотого сияния и кипенно-пушистых крыльев.
А потом Натан решился.
- Ты выбрал меня в память о Марни, да?
Вскрылся – карты веером, пиковая дама, валет и король. Натан смотрел на собеседника сквозь дутое стекло коньячного бокала. На донышке плескалась карамельная рыжь.
Он пожалел – впервые спокойное, одухотворенное лицо Ротти исказилось, будто это ему Конфискатор вогнал скальпель под ребра. В конце концов, Ротти не просил Натана избавлять его от горя (смерти и холода). И вообще затрагивать данную тему.
- Изначально – да, - Ротти пожал плечами, - Наткнулся на фамилию Уоллес в каталоге, и… Натан, это не имеет значения. Уже не имеет.
И повторил - по слогам, раздельно, будто проговаривая молитву:
- Уже ничего не имеет значения.
Пауза подразумевала минуту молчания, но Ротти прервал ее:
- Я не разочарован, Натан. Это лучший мой выбор, может быть, с того дня, когда решил вложить все состояние клана Ларго в медицину.
- Радует, - сокращение мимических мышц. Улыбка? При обморожении мимические мышцы отказывают в первую очередь. Оттаивают – тоже.
«Я избран стать чудовищем. Хороший кандидат. Хороший комплимент».
Кресло никогда не нагревается, а взгляд Ротти – серебрист; серебряные цепи и длинный поводок. Отодвинуть бокал с недопитым коньяком – «мне пора, меня ждет дочь». Ротти удерживал его почти гипнотично; Натан подумал о призванных из бездны инферно демонах и заклинателях – конечно, у всех заклинателей серебристые глаза.
Кто-нибудь спрашивал демонов, почему на самом деле они приходят…и почему подчиняются?
- Более того. Теперь я понимаю, почему Марни выбрала тебя, - сказал Ротти.
…Потому что заклятье сдерживает надежнее алмазных оков – вот почему. Стекло плотное, иначе раздавил бы уже – у Натана сильные пальцы хирурга, а мышцы сводит будто спазмом.
Чересчур много всего.
Убийство мальчишки – мальчишка оказался сутенером. Титул «хранителя чести человеческой» и призрак Марни посреди пропитанного кондиционированным воздухом кабинета. Огненный коньяк и кислый лимон.
И заклятие призыва.
«Я уже здесь», молчит Натан, но Ротти понимает его.
«Что сказала бы Марни, узнав, где я и что я? Отвергла бы чудовище? Или приняла бы сказку о защитнике справедливости – о, пускай легкие достанутся художнице, а не выродку? Или приняла «как есть?»
- Я бы хотел… извиниться, - зачем Натан говорит это? Марни выбрала его, почти сбежала из-под одного венца к другому, но то был ее выбор. - Если уж я работаю… и если мы на «ты», то…
- Тихо. Все хорошо. - Ротти воистину подобен древним праведникам. Всепрощение. Или принятие, мертвые лежат в могиле, а ему нужен живой Натан. Живой демон – ручное чудовище. Прикосновение руки к руке согревает.
«Просто живой я», - Натан улыбается во второй раз.
Если завтра прикажут убить ангелоподобную художницу, он не спросит, зачем.
Так надо.
- Мне пора, - Натан высвобождается медленно, колко воспринимая прохладу извне – а внутри горячо.
- Понимаю. До свидания, Натан.
А затем Натан едет на лифте и ошибается этажом и дверью. Попадает то ли в банкетный зал, то ли в приемную – горячо натопленная, в отличие от кабинета Ларго, комната в веселеньких павлиньих тонах. На обитой бордовым плюшем кривоногой софе сидит девочка.
«Это Кармела», соображает Натан, «дочь Ротти».
Кармелу Натан прежде видел разве на фото. Нервный парень Луиджи и странноватый жеманный подросток Пави попадались на глаза, а дочь Ротти – нет. Скорее всего, она выбралась из дома самостоятельно, кто запретит маленькой принцессе?
Девочка не обращает на него внимания: она ест абрикос. Аккуратно срывает мелкими молочными зубками оранжевую в красноту мякоть, несколько капель сока все-таки попадают на ярко-синее кружевное платье. Девочке лет пять, у нее синие глаза, темно-русые волосы и похожа она на ангела.
«Всего пять лет разницы с Шайло. Они могли бы подружиться…» - Натан смущается и отгоняет мысль. Ротти выбрал его – его лично.
«Но правда могли бы».
- Привет, - Натан шагает к Кармеле, та исподлобья оценивает незнакомого дядьку. Абрикос ей интереснее.
Из-под мякоти обнажается косточка – с сахаристо-заостренными ребрами; Кармела ранит губу об острую грань. Капелька крови, крик, косточка катится по лакированному паркету – темное пятно на бледно-медовой глади. Откуда-то выскакивают сразу три женщины в строгих формах личной прислуги Ларго (Гентерны могут ходить хоть голыми, но личная прислуга выглядит прилично). Не замечая Натана, сюсюкают, суют куклу, потом утаскивают Кармелу прочь.
Натан нагибается и поднимает абрикосовую косточку.
С нее сорвали мякоть и сделали твердой, колючей – почти оружием. А внутри сладкое ядрышко.
Призванное чудовище – это просто съеденный абрикос; очнувшийся от холода и боли, возвращенный из смерти в жизни – генетически восстановленные фрукты ведь именно таковы. Тоже продукция ГенКо, между прочим.
Абрикос, который может выбрать, кому подарить надежно защищенную начинку.
На долю секунды Натану хочется, чтобы этим «кем-то» оказался Ротти. Он усмехается: нет. Ротти нужен монстр. Собственноручно призванный, а может быть, и сотворенный, монстр.
Натан вышвыривает абрикосовую косточку в открытое окно.